Джузеппе Д`Агата - Римский медальон
— Эдвард, сокровище, мне так хотелось снова увидеть тебя. — Она подошла к профессору и обвила его шею рукой. — Хорошо провел первую ночь в Риме? — Все это звучало немного развязно, но вполне в духе Оливии.
— Да как тебе сказать?.. Ночь выдалась довольно бурная. — Отстранясь, он указал на Пауэла. — Позволь представить тебе мистера Пауэла.
Оливия поглубже запахнула халат и жеманно протянула руку:
— Как поживаете, мистер Пауэл?
Тот приложился к ее ручке, взглянул на Оливию, и оба расхохотались.
— Как? — удивился Эдвард. — Вы знакомы?
— Ну конечно! Или ты думаешь, что в Риме еще остались женщины, с которыми незнаком наш Джордж? — Оливия опять обратилась к Пауэлу: — Джордж, ангел-искуситель! Как поживаешь? Уж бог знает сколько времени мы не виделись!
— Это не моя вина, дорогая. Ты избегаешь меня. Не звонишь, не показываешься. Я даже не знаю, где ты живешь.
— Да здесь, в этой самой гостинице. Где же мне еще жить? Или ты думаешь, что я способна разъезжать по городу в халате?
— Тебе к лицу любой наряд. И выглядишь ты еще лучше, чем при нашей последней встрече.
— Это что? Изысканный английский комплимент? Джордж, ты теряешь квалификацию. Получается, что, старея, я становлюсь красивее. Все бы ничего, да вот только, становясь красивее, я старею. — Однако видно было, что беззаботная болтовня отнимает у Оливии много сил. — Так как дела, профессор? Плохо спал? Да? — Она устало взглянула на Эдварда.
— Спал я действительно неважно. Но, извини уж, не из-за тебя.
— Ты гадкий! А я-то решила, что все эти афиши с сообщениями о твоей лекции — лишь предлог, и ты явился в Рим, чтобы отыскать меня.
— Нет, дорогая, это не предлог. Мне действительно придется прочитать объявленную лекцию, и виноват в этом он. — Эдвард указал на Пауэла. — Его рук дело. Может, ты все же присядешь?
— Вы говорите о работе. А это скучно! Вообще-то я заглянула сюда только для того, чтобы напроситься на ужин. Сегодня вечером я свободна. Эдвард, сокровище, ты слышишь? Барон Россо уедет по делам.
— А чем он занимается, кстати? — скорее из вежливости поинтересовался Эдвард.
— Торговля картинами, антиквариатом и тому подобными вещами. Представьте себе, на прошлой неделе он купил партию шпаг и алебард!
— Барон убежден, что сегодня на рынке существует спрос на алебарды? — Пауэл начал раскуривать сигару.
— Он найдет способ проникнуть в Ватикан и продать их там швейцарским гвардейцам.
Пауэл и Оливия рассмеялись.
— Помнишь, Джордж, тот вечер, когда ты пригласил меня на ужин и попытался соблазнить?
— Прекрасно помню. Потому что мне это не удалось.
— Еще бы, дорогой. Ты напился в стельку.
Слова эти были сказаны словно нарочно, чтобы напомнить Эдварду о Лючии и о его ночном приключении. Он опять перенесся мыслями к событиям прошлой ночи и слушал болтовню Оливии вполуха.
— Представляешь, он решил напоить меня. Весьма оригинальный способ. Но я-то выдержала, а он чуть не оказался под столом. — Оливия допила виски. — Ну ладно, я пошла. А то стоим тут в халатах, словно в сцене из фильма, запрещенного детям до шестнадцати.
— А я — режиссер, что ли? — усмехнулся Пауэл.
— Все может быть! Чао, Джордж. Надеюсь, еще увидимся. Впрочем, я очень занятая женщина. И прекрасно переношу алкоголь. — Эдвард проводил ее в коридор. — Чао, Эдвард, и спасибо за любезное приглашение.
— Какое?
— Приглашение на ужин. Которое ты непременно сделаешь мне, позвонив через пару часов.
Она вышла, а профессор вернулся в номер. Пауэл покачал головой:
— Бедная Оливия. Она себя сжигает. А вы откуда ее знаете?
— В Лондоне у нас была одна компания. Я был знаком и с ее мужем. Вчера Оливия сообщила, что он умер.
— А кто этот барон Россо?
— Некий Салливан. Вчера она представила нас друг другу.
Пауэл скривил рот:
— Так она все еще с этим типом? Я думал, между ними все кончено.
— А в чем дело?
— Скользкий тип. И не в ладах с законом. Различная контрабанда… Вы только что упомянули галлюциногены. Почему бы вам не поинтересоваться о них у Салливана? Думаю, он и в этой области специалист.
— Вот как? — Эдвард серьезно встревожился. — Будем надеяться, что Оливия не…
— …не употребляет наркотики? Это вы хотите сказать? Будем надеяться, что нет. Мила, конечно… но что-то есть в ней жалкое. А женщины обычно вызывают у меня совсем другие чувства.
— Ваша секретарша, — без всякой связи вспомнил Эдвард. — Как ее зовут?.. Барбара?.. Удивительное сочетание ума и красоты.
— Хороша, хороша… Даже слишком. Слишком молода. Что смеетесь? Вспомнили историю про лису и виноград? Эх, ваша правда… — Пауэл посмотрел на часы и поднялся. — Дорогой Форстер, мне пора. Почти полдень, и меня ждет скучнейшая церемония. В одном весьма впечатляющем, но не очень веселом месте. На протестантском кладбище. Знаете? Его еще называют английским. Это на южной окраине Рима.
— Дорогой Пауэл, это же сфера моих интересов… Английские романтики и прочее. Там ведь Байрон похоронил своего друга Шелли. Хотя, признаться, я там ни разу не был.
— Я не слишком большой любитель некрополей, — Пауэл вздохнул с притворной скорбью, — но старое английское кладбище… Я ведь патриот, в конце концов. Кстати, может, поедем вместе?
— Нет, Пауэл, возможно, в другой раз. Хочу отдохнуть, собраться с мыслями. А вам спасибо. Вы здорово мне помогли.
— До свидания, Форстер. Созвонимся. Обсудим еще некоторые детали, связанные с вашей лекцией. Малышка Барбара, разумеется, в вашем распоряжении. Но не сомневаюсь, что вы джентльмен. Шучу, шучу… Ну, разве что она сама проявит инициативу… — Пауэл в сопровождении Эдварда направился к выходу. — И не пренебрегайте моим советом — дайте объявление в газеты. «Утеряна такая-то сумка. Предлагается вознаграждение».
Пауэл был уже в дверях, когда в комнате зазвонил телефон. Эдвард вернулся и снял трубку:
— Алло?
Это был портье.
— Алло, добрый день, профессор. Вам звонят из города. Соединяю.
— Алло! — повторил Эдвард.
Говорил мужчина:
— Алло, профессор Форстер?
— Да, это я.
— То, что вы ищете, профессор, находится на английском кладбище.
Эдвард сначала не понял:
— Алло, алло! С кем я говорю?
Мужской голос невозмутимо повторил:
— То, что вы ищете, находится на английском кладбище.
В трубке раздался щелчок, связь прервалась. Озадаченно качнув головой, Эдвард вернулся в коридор.
— Знаете, Пауэл, — Эдвард посмотрел на стоящего в дверях атташе, — я передумал. Еду с вами. Сейчас переоденусь, и в путь.
* * *Нехорошо, конечно, что один из римских преторов начала нашей эры страдал манией величия. Однако именно ему Рим обязан своей единственной пирамидой, так и названной в честь покойного претора — пирамида Кая Цестия. Беломраморное это сооружение прекрасно смотрелось сквозь зелень кладбищенских кипарисов, а старая часть кладбища походила скорее на парк. Тут и там возвышались среди травы надгробия. На скамеечках сидели с томиками стихов романтично настроенные посетители. Кто-то прохаживался среди памятников, бормоча наизусть все те же романтические вирши, отвратившие в свое время от благонамеренной обывательской стези столько пылких голов…
Птицы пели, как в раю. И весеннее итальянское небо сияло спелой синевой.
Служитель, к которому Эдвард обратился с осторожным вопросом, покачал головой:
— С сумкой, говорите? Не помню, синьор. Здесь у нас за день столько народу проходит. Одних туристов… — Он искренне сожалел, что не может помочь. — Да вы поищите на другом конце кладбища, ближе к часовне.
Эдвард не спеша зашагал в ту сторону, куда указал служитель. На одной из скамеек он заметил девушку в длинном белом платье, сидевшую, склонив голову над книгой. Если бы ветерок не шевелил подол платья и распущенные волосы, ее можно было бы издалека принять за изваяние.
— Лючия!
Девушка удивленно обернулась на возглас.
Нет, это была не Лючия.
— Прошу прощения, синьорина, — смутившись, пробормотал Эдвард. — Я принял вас за другую.
Досадуя на свою оплошность, он пошел дальше. Остановился у могилы Шелли. Представил себе день, когда лорд Байрон, герой его исследований, хоронил здесь своего друга. Понаблюдал игру света и тени на аллеях некрополя.
Солнце грело все сильнее. Он снял плащ и бродил, разглядывая надгробные плиты и ожидая, когда освободится Пауэл. Возле одной из могил недалеко от кладбищенской стены он увидел мужскую фигуру в странной темной одежде.
Человек стоял против солнца, очертания его расплывались, зыбились, сливались с очертаниями надгробного памятника.
«Кого же он мне напоминает? — силясь вспомнить, Эдвард ускорил шаг. — Ах да! Человек на лестнице в таверне! Но, может быть, и это галлюцинация?» Эдвард шел к незнакомцу, а тот в свою очередь поспешил к невысокой арке, которая отделяла старую часть кладбища от современной.
